Неточные совпадения
— Ты
во многом переменился с
тех пор, как женился, и к лучшему, — сказал Сергей Иванович,
улыбаясь Кити и, очевидно, мало интересуясь начатым разговором, — но остался верен своей страсти защищать самые парадоксальные
темы.
Я толкнулся
во флигель к Николаю Васильевичу — дома нет, а между
тем его нигде не видно, ни на Pointe, [Стрелке (фр.).] ни у Излера, куда он хаживал инкогнито, как он говорит. Я — в город, в клуб — к Петру Ивановичу.
Тот уж издали, из-за газет, лукаво выглянул на меня и
улыбнулся: «Знаю, знаю, зачем, говорит: что, дверь захлопнулась, оброк прекратился!..»
Сидит он обыкновенно в таких случаях если не по правую руку губернатора,
то и не в далеком от него расстоянии; в начале обеда более придерживается чувства собственного достоинства и, закинувшись назад, но не оборачивая головы, сбоку пускает взор вниз по круглым затылкам и стоячим воротникам гостей; зато к концу стола развеселяется, начинает
улыбаться во все стороны (в направлении губернатора он с начала обеда
улыбался), а иногда даже предлагает тост в честь прекрасного пола, украшения нашей планеты, по его словам.
Нужно ли рассказывать читателю, как посадили сановника на первом месте между штатским генералом и губернским предводителем, человеком с свободным и достойным выражением лица, совершенно соответствовавшим его накрахмаленной манишке, необъятному жилету и круглой табакерке с французским табаком, — как хозяин хлопотал, бегал, суетился, потчевал гостей, мимоходом
улыбался спине сановника и, стоя в углу, как школьник, наскоро перехватывал тарелочку супу или кусочек говядины, — как дворецкий подал рыбу в полтора аршина длины и с букетом
во рту, — как слуги, в ливреях, суровые на вид, угрюмо приставали к каждому дворянину
то с малагой,
то с дрей-мадерой и как почти все дворяне, особенно пожилые, словно нехотя покоряясь чувству долга, выпивали рюмку за рюмкой, — как, наконец, захлопали бутылки шампанского и начали провозглашаться заздравные тосты: все это, вероятно, слишком известно читателю.
С
тех пор мы были с Ротшильдом в наилучших отношениях; он любил
во мне поле сражения, на котором он побил Николая, я был для него нечто вроде Маренго или Аустерлица, и он несколько раз рассказывал при мне подробности дела, слегка
улыбаясь, но великодушно щадя побитого противника.
Коваль даже засучил рукава, чтобы поучить ведмедицу, но в
тот же момент очутился сначала
во дворе, а потом на улице. «Щось таке було?» — удивился старик вслух. Когда за ним громко захлопнулись ворота, Коваль посмотрел на стоявшего рядом сына Терешку,
улыбнулся и проговорил...
Отец
улыбнулся и отвечал, что похоже на
то; что он и прежде слыхал об нем много нехорошего, но что он родня и любимец Михайлушки, а тетушка Прасковья Ивановна
во всем Михайлушке верит; что он велел послать к себе таких стариков из багровских, которые скажут ему всю правду, зная, что он их не выдаст, и что Миронычу было это невкусно.
Лицо Зинаиды тихо плыло передо мною
во мраке — плыло и не проплывало; губы ее все так же загадочно
улыбались, глаза глядели на меня немного сбоку, вопросительно, задумчиво и нежно… как в
то мгновение, когда я расстался с ней.
Вспыхнул огонь, задрожал и утонул
во тьме. Мужик подошел к постели матери, поправил тулуп, окутав ее ноги. Эта ласка мягко тронула мать своей простотой, и, снова закрыв глаза, она
улыбнулась. Степан молча разделся, влез на полати. Стало тихо.
И вот без четверти 21. Белая ночь. Все зеленовато-стеклянное. Но это какое-то другое, хрупкое стекло — не наше, не настоящее, это — тонкая стеклянная скорлупа, а под скорлупой крутится, несется, гудит… И я не удивлюсь, если сейчас круглыми медленными дымами подымутся вверх купола аудиториумов, и пожилая луна
улыбнется чернильно — как
та, за столиком нынче утром, и
во всех домах сразу опустятся все шторы, и за шторами —
Я все-таки
улыбался, но так страдал в эту минуту сознанием своей глупости, что готов был провалиться сквозь землю и что
во что бы
то ни стало чувствовал потребность шевелиться и говорить что-нибудь, чтобы как-нибудь изменить свое положение.
Радость, которую
во всех произвело открытие Проплеванной, была неописанная. Фаинушка разрыдалась; Глумов блаженно
улыбался и говорил: ну вот! ну вот! Очищенный и меняло присели на пеньки, сняли с себя сапоги и радостно выливали из них воду. Даже"наш собственный корреспондент", который, кроме водки, вообще ни
во что не верил, — и
тот вспомнил о боге и перекрестился. Всем представилось, что наконец-то обретено злачное место, в котором тепло и уютно и где не настигнут ни подозрения, ни наветы.
Во все время разговора Хаджи-Мурат сидел, заложив руку за рукоять кинжала, и чуть-чуть презрительно
улыбался. Он сказал, что ему все равно, где жить. Одно, что ему нужно и что разрешено ему сардарем, это
то, чтобы иметь сношения с горцами, и потому он желает, чтобы их допускали к нему. Иван Матвеевич сказал, что это будет сделано, и попросил Бутлера занять гостей, пока принесут им закусить и приготовят комнаты, сам же он пойдет в канцелярию написать нужные бумаги и сделать нужные распоряжения.
Вечером он уже имел с Митенькой продолжительное совещание,
во время которого держал себя очень ловко,
то есть смотрел своему амфитриону в глаза,
улыбался и по временам нетерпеливо повертывался в кресле, словно конь, готовый по первому знаку заржать и пуститься в атаку.
— Дрянь человек, — сказал Гез. Его несколько злобное утомление исчезло; он погасил окурок, стал вдруг
улыбаться и тщательно расспросил меня, как я себя чувствую —
во всех отношениях жизни на корабле. Ответив как надо,
то есть бессмысленно по существу и прилично разумно по форме, — я встал, полагая, что Гез отправится завтракать. Но на мое о
том замечание Гез отрицательно покачал головой, выпрямился, хлопнул руками по коленям и вынул из нижнего ящика стола скрипку.
С
того дня, как умер сын его Джигангир и народ Самарканда встретил победителя злых джеттов [Джетты — жители Моголистана, включавшего в себя Восточный Туркестан, Семиречье и Джунгарию.] одетый в черное и голубое, посыпав головы свои пылью и пеплом, с
того дня и до часа встречи со Смертью в Отраре, [Тимур умер
во время похода к границам Китая, когда его армия прибыла в Отрар.] где она поборола его, — тридцать лет Тимур ни разу не
улыбнулся — так жил он, сомкнув губы, ни пред кем не склоняя головы, и сердце его было закрыто для сострадания тридцать лет!
Когда он разговаривал с нею таким образом, вдруг загремела музыка. Каштанка оглянулась и увидела, что по улице прямо на нее шел полк солдат. Не вынося музыки, которая расстраивала ей нервы, она заметалась и завыла. К великому ее удивлению, столяр, вместо
того чтобы испугаться, завизжать и залаять, широко
улыбнулся, вытянулся
во фрунт и всей пятерней сделал под козырек. Видя, что хозяин не протестует, Каштанка еще громче завыла и, не помня себя, бросилась через дорогу на другой тротуар.
— Как ты говоришь, выдержки
во мне не было!.. Строить я никогда ничего не умел; да и мудрено, брат, строить, когда и почвы-то под ногами нету, когда самому приходится собственный свой фундамент создавать! Всех моих похождений,
то есть, собственно говоря, всех моих неудач, я тебе описывать не буду. Передам тебе два-три случая…
те случаи из моей жизни, когда, казалось, успех уже
улыбался мне, или нет, когда я начинал надеяться на успех — что не совсем одно и
то же…
Как это бывает у громадного большинства супругов, раньше у Лаевского и у Надежды Федоровны ни один обед не обходился без капризов и сцен, но с
тех пор, как Лаевский решил, что он уже не любит, он старался
во всем уступать Надежде Федоровне, говорил с нею мягко и вежливо,
улыбался, называл голубкой.
—
Во Францию ступай, кто хочет бунтовать да беспутничать! А ты как смела сюда пожаловать? — обратился он к Раисе, которая, тихонько приподнявшись и повернувшись к нему лицом, видимо, заробела, но продолжала
улыбаться какой-то ласковой и блаженной улыбкой. — Дочь моего заклятого врага! Как ты дерзнула? Еще обниматься вздумала! Вон сейчас! а не
то…
Она
улыбалась, и плакала, и целовала мои руки, и прижималась ко мне. И в
ту минуту
во всем мире не было ничего, кроме нас двоих. Она говорила что-то о своем счастии и о
том, что она полюбила меня с первых же дней нашего знакомства и убегала от меня, испугавшись этой любви; что она не стоит меня, что ей страшно связать мою судьбу со своей; и снова обнимала меня и снова плакала счастливыми слезами. Наконец она опомнилась.
Он проснулся первым, тревожно оглянулся вокруг, сразу успокоился и посмотрел на Гаврилу, еще спавшего.
Тот сладко всхрапывал и
во сне
улыбался чему-то всем своим детским, здоровым, загорелым лицом. Челкаш вздохнул и полез вверх по узкой веревочной лестнице. В отверстие трюма смотрел свинцовый кусок неба. Было светло, но по-осеннему скучно и серо.
— Как еще ты молода, а как я стар, — сказал он. —
Во мне уже нет
того, чего ты ищешь; зачем обманывать себя? — прибавил он, продолжая так же
улыбаться.
Однажды монах явился
во время обеда и сел в столовой у окна. Коврин обрадовался и очень ловко завел разговор с Егором Семенычем и с Таней о
том, что могло быть интересно для монаха; черный гость слушал и приветливо кивал головой, а Егор Семеныч и Таня тоже слушали и весело
улыбались, не подозревая, что Коврин говорит не с ними, а со своей галлюцинацией.
Маменька насупились за такую его неучтивость, а батенька,
то же подумав, что и маменька,
улыбнулись, а за ними мы, дети, и особливо меньшие, расхохотались
во все горло.
«Он
улыбается, — говорит она, — но вместе с
тем он думает грустное; как будто хочет сказать людям: вы ошибаетесь
во мне, моя душа чиста и ясна, и много любви в ней».
Он затихал и отдавался настроению, надеясь схватить неясное ощущение, как мы стараемся по временам схватить приятный полузабытый сон. Но ему никогда не удавалось этого достигнуть: не привыкшее к напряжению внимание скоро ослабевало, туманилось, — и, продолжая
улыбаться, Прошка мирно засыпал. Быть может,
во сне он видел, наконец,
то, что желал увидеть, но никогда не помнил, что ему снилось.
Прокоп принял бокал и, выступя несколько вперед, церемониально поклонился. Я и Стрекоза тоже машинально взяли бокалы и некоторое время совсем по-дурацки стояли с ними, не решаясь, пить или не пить. Восточный человек между
тем во весь рот
улыбался нам.
Вечером
того же дня Иван Алексеич уже сидел у Кузнецовых за ужином, быстро хмелел от крепкой наливки и, глядя на покойные лица и ленивые движения своих новых знакомых, чувствовал
во всем своем теле сладкую, дремотную лень, когда хочется спать, потягиваться,
улыбаться.
Подобно жиденькому голоску, всё у этого человека было мелко и не соответствовало его росту, ширине и мясистому лицу: и улыбка, и глазки, и пуговки, и картузик, едва державшийся на жирной стриженой голове. Когда он говорил и
улыбался,
то в его бритом, пухлом лице и
во всей фигуре чувствовалось что-то бабье, робкое и смиренное.
Не раз видел я под Севастополем, когда
во время перемирия сходились солдаты русские и французские, как они, не понимая слов друг друга, все-таки дружески, братски
улыбались, делая знаки, похлопывая друг друга по плечу или брюху. Насколько люди эти были выше
тех людей, которые устраивали войны и
во время войны прекращали перемирие и, внушая добрым людям, что они не братья, а враждебные члены разных народов, опять заставляли их убивать друг друга.
— Ну, стало быть, и
того еще лучше! — подхватил пан грабя. — Если так,
то тем легче можешь
во всякое время сделать ей ручку и
улыбнуться. Капиталы перевел уже на свое имя или нет еще?
А одного негра, необыкновенно симпатичного юношу, лет 17, который приехал в лохмотьях на корвет и начал помогать матросам, без всякого вызова, тянуть какую-то снасть,
улыбаясь при этом своими влажными на выкате глазами и скаля из-за раскрытых толстых губ ослепительные зубы, —
того негра так матросы просто пригрели своим расположением, и
во все время стоянки корвета в Порто-Гранде этот негр Паоло, или «Павла», как перекрестили его матросы, целые дни проводил на корвете.
— Постараюсь, — сказал Марко Данилыч. — Признаться, в наличности таких денег теперь при себе не имею, да не знаю, буду ли завтра иметь, — дружески
улыбаясь, прибавил он. — Теперича не
то что двадцати пяти тысяч — ста рублей
во всей ярманке не сыщете на самый короткий срок. Такое безденежье, что просто хоть волком вой…
Илька подошла к судье и дрожащим голосом рассказала ему всё
то, что произошло
во дворе графов Гольдаугенов. Судья выслушал ее, посмотрел на губы Цвибуша,
улыбнулся и спросил...
— Да, — отвечал,
улыбаясь, Горданов, — Ванскок мне кое-что сообщала насчет некоторых свойств вашего Иогана с острова Эзеля. К чему же было давать вам повод заподозрить меня в легкомыслии? Прошу вас завернуть завтра ко мне, и я вам предъявлю это рукописание
во всей его неприкосновенности, а когда все будет приведено к концу, тогда, пред
тем как я повезу Висленева в церковь венчать с Алиной Дмитриевной, я вручу вам эту узду на ее будущего законного супруга, а вы мне отдадите мою цену.
И чем больше она говорила и чем искреннее
улыбалась,
тем сильнее становилась
во мне уверенность, что я уеду от нее не солоно хлебавши.
Любуясь ее движениями и голосом, я вдруг стал чувствовать удовольствие от
того, что она не в ладах живет с мужем. „Хорошо бы сойтись с ней!“ — мелькнуло у меня в мыслях, и эта безжалостная мысль остановилась в моем мозгу, не покидала меня
во всю дорогу и
улыбалась мне всё шире и шире…
Я весьма несмело объяснил с замешательством, зачем пришел. Инок слушал меня, как мне показалось с первых же моих слов, без всякого внимания, и
во все время — пока я разъяснял мрачное настроение души моей, требующей уединения и покоя, — молча подвигал
то одну,
то другую тарелку к своей гостье, которая была гораздо внимательнее к моему горю: она не сводила с меня глаз, преглупо
улыбаясь и чавкая крахмалистый рахат-лукум, который лип к ее розовым деснам.
Счастье мне
улыбнулось. Я нашла
то, чего смутно ждала душою
во всю мою коротенькую детскую жизнь… Ждала и дождалась. У меня теперь был друг, верный, милый.
Вопрос очень специальный и неинтересный для беседы людей непосвященных, но чуть к нему коснулся художественный гений Берлинского, — произошло чудо, напоминающее вмале источение воды из камня в пустыне. Крылатый Пегас-импровизатор ударил звонким копытом, и из сухой скучной материи полилась сага — живая, сочная и полная преинтересных положений, над которыми люди в свое время задумывались,
улыбались и даже, может быть, плакали, а
во всяком случае
тех, кого это сказание касается, прославили.
Иван Матвеич садится и широко
улыбается. Почти каждый вечер сидит он в этом кабинете и всякий раз чувствует в голосе и
во взгляде ученого что-то необыкновенно мягкое, притягательное, словно родное. Бывают даже минуты, когда ему кажется, что ученый привязался к нему, привык, и если бранит его за опаздывания,
то только потому, что скучает по его болтовне о тарантулах и о
том, как на Дону ловят щеглят.
— Ваше высокоблагородие, народ беспокоится… — заговорил Лошадин,
улыбаясь наивно,
во всё лицо, и видимо довольный, что наконец увидел
тех, кого так долго ждал. — Народ очень беспокоится, ребята плачут… Думали, ваше благородие, что вы опять в город уехали. Явите божескую милость, благодетели наши…
В
то время как одни из его товарищей делали серьезные лица, а другие натянуто
улыбались, его лицо, рысьи бакены и очки как бы говорили: «Я самый робкий, самый скромный и самый бесцветный офицер
во всей бригаде!» На первых порах, входя в столовую и потом сидя за чаем, он никак не мог остановить своего внимания на каком-нибудь одном лице или предмете.
— Именно, Степан! —
улыбнулся князь. — Мне нужны самые подробные и самые верные сведения. В случае же, если она, действительно,
то, чем мне она показалась…
то есть… если она ангел
во плоти,
то интересно было бы знать, кто
те люди, у которых она живет, и на что можно надеяться, и чего бояться со стороны ее няньки, имеющей ферму на опушке леса, близ Покровского.
Тот непременно должен был это слышать, даже посмотрел молча в сторону говорившего и
улыбнулся, но тотчас же снова начал метать очень спокойно и чисто. За ним, разумеется,
во все глаза смотрели понтеры, но никто из них не замечал ничего нехорошего. Вдобавок, никакое подозрение в нечестности игры не могло иметь и места, потому что Август Матвеич был в очень значительном проигрыше. Часам к четырем он заплатил уже более двух тысяч рублей и, окончив расчет, сказал...
Во всю дорогу Петя приготавливался к
тому, как он, как следует большому и офицеру, не намекая на прежнее знакомство, будет держать себя с Денисовым. Но как только Денисов
улыбнулся ему, Петя тотчас же просиял, покраснел от радости и забыв приготовленную официальность, начал рассказывать о
том, как он проехал мимо французов и как он рад, что ему дано такое поручение, и что он был уже в сражении под Вязьмой и что там отличился один гусар.
— Или ты боишься со мной играть? — сказал теперь Долохов, как будто угадав мысль Ростова, и
улыбнулся. Из за улыбки его Ростов увидал в нем
то настроение духа, которое было у него
во время обеда в клубе и вообще в
те времена, когда, как бы соскучившись ежедневною жизнью, Долохов чувствовал необходимость каким-нибудь странным, большею частью жестоким, поступком выходить из нее.
— Н… н… бог знает, — отвечал он словно немножко нехотя и вдруг, приветно
улыбнувшись, добавил: — читали, может быть, про Бубель (в речи его было много еврейского произношения): она про що немует, як онемевший Схария, про що гугнит, як Моисей… Кто ее
во всем допытать может? Фай! ничего не разберешь! — вот Евангелиум —
то книжка простая, ясная, а Бубель…
Пьер долго не мог заснуть в этот день; он взад и вперед ходил по комнате,
то нахмурившись, вдумываясь
во что-то трудное,
то вдруг пожимая плечами и вздрагивая,
то счастливо
улыбаясь.